Меня разбудила потревоженная сторожевая сеть. Открыв глаза, я сел и осмотрелся. По дорожке в мою сторону шли мужчины. Пятеро в простой, крепкой одежде, были вооружены луками и короткими мечами. А двое идущих впереди наоборот не имели никакого оружия и щеголяли в яркой одежде. Увеличив охват сторожевой сети до полумили, я удостоверился, что больше никого в округе нет, и встал с лежанки. Приметив меня, мужчины ускорили шаг и вскоре подобрались к моей стоянке. Увидев поваленное мной дерево, добравшийся до меня первым толстячок, начал хватать ртом воздух.
Справившись, наконец, с шоком, он взвыл: – Груши, мои груши… Вы только посмотрите, что стало с моими сайорскими грушами…
Смутившись, я покосился на поваленное дерево. Не такие значительные ночью, днём увечья, нанесённые сваленным стволом другим деревьям, были видны гораздо лучше. Очень сильно были повреждены два дерева, и ещё с одного было сломано несколько ветвей.
Худощавый мужчина, в заметно вылинявшей яркой одежде, тронул толстяка за локоть и указал ему на проделанную мной в колючих зарослях просеку. Взглянув туда, толстяк ахнул.
– Мой крыжовник! Мой янтарный крыжовник! – взвыл толстяк. – Лучший крыжовник в Сулиме…
– Ничего господин Паким, новый посадим. – принялся его утешать худощавый мужчина.
– Ах ты, варвар! – набросился на меня с обвинениями толстяк. – Негодяй! Да я тебя… Да я тебя на галеры. Нет на каторгу. Нет сначала на галеры, а потом на каторгу. Негодяй! Хватайте его!
– Постойте, – предложил я выдвинувшимся вперёд вооружённым мужчинам. – Я не хотел наносить урона вашему саду. Случайно так вышло. Ночью с гор спустился, и в ваш сад забрёл. Запущенный он у вас очень, вот и не разобрал я в темноте, что это не заброшенный сад.
– Заброшенный? – разгневался толстяк. Да что ты осёл понимаешь в уходе за садом!
– Ну не особо много, – признался я. – Но понимаю, что ничего страшного, за что можно отправить человека на галеры не натворил. Кусты я не корчевал, значит, новые вырастут. Дерево срубил сухое, а то, что немного ветви на других деревьях повредил, так это не так страшно. Я оплачу вам ущерб, и разойдёмся миром.
– Оплатишь ущерб? – зло засмеялся толстяк. – Да тебе голодранец всю жизнь надо работать, чтоб мне ущерб возместить. Нет у тебя пяти золотых.
– За десяток кустов и несколько сломанных ветвей пять золотых? – возмутился я. – Да за эти деньги можно пару тысяч новых деревьев посадить.
– А мне за десяток кустов и несколько ветвей и пяти золотых мало, – заявил толстяк. – На каторгу отправишься. Уж тогда-то окрестное ворьё к моему саду и приближаться не будет.
– Да вы с ума сошли. Какая каторга?
– На своей шкуре узнаешь какая, – зло бросил толстяк. – Не переживай, хватит у меня возможностей на каторгу тебя упечь. Сам султан Фасир меня ценит. Уж он-то уважит мою просьбу и отправит тебя на каторгу.
– За что? – воззвал я к разуму толстяка. – За что на каторгу? Как можно человека из-за пары веток на каторгу отправить?
– Плоды с этой пары веток и десятка кустарников к столу самого султана поставлялись, – сказал толстяк. – Так что ты не только на мой сад покусился, ты самого султана без пропитания оставил. За это-то тебя на каторгу и отправят.
– Неужто стол султана из-за нескольких плодов оскудеет? – усомнился я.
– Не оскудеет, – согласился толстяк. – Но таким варварам как ты самое место на каторге. Не просто так ты в мой сад залез, видно ведь, что злой умысел у тебя был. Если бы ты случайно сюда забрёл, то тебя бы собаки отогнали.
– Верно господин Паким, – кивнул худощавый. – Не иначе как усыпил псов этот варвар.
– Да вон же они валяются, – приметил останки псов молодой парнишка. – За поваленным деревом.
Худощавый метнулся туда и зарыдал в полный голос.
– Господин Паким, господин Паким, – плача обратился он к Пакиму, – этот негодяй убил ваших прекрасных псов. Не дайте такому преступлению остаться безнаказанным, повесьте этого негодяя.
– Ах ты, мерзкий разбойник… – побледнел толстяк. – Так ты ещё и собачек моих убил?
– Они на меня набросились, вот и пришлось их убить, – вздохнул я, с каждым мигом теряя надежду, что удастся разрешить дело миром.
– Да один пёс стоит дороже чем твоя жизнь, голодранец! – завопил толстяк.
– Так что мне надо было спокойно смотреть, как они меня растерзают? – спросил я.
– Пусть бы растерзали, – заявил толстяк. – Нечего по ночам по чужим садам бродить.
– Идите вы прямо на восход солнца, пока до края мира не доберётесь, – обозлился я. – И собачек с собой захватите.
– Ах ты, скотина… – прошипел толстяк. – Ещё и оскорблять меня будешь…
– Хватайте его, – крикнул худощавый. – Нечего смотреть, как вашего господина оскорбляют.
Вооружённые мужчины вышли вперёд. Двое самых старших приготовили луки, а остальные вытащили из ножен мечи.
– Ну, на кой это вам? – спросил я, делая ещё одну попытку к примирению. – Говорю же, не нарочно я в сад забрался. По-тёмному с гор спускался и забрёл сюда.
– Нам-то что, – пожал плечами старший мужчина. – Господин Паким здесь распоряжается.
– Хватайте негодяя, – приказал толстяк.
– Ничего у вас не выйдет, – покачал я головой. – Здесь и поляжете все.
– Думаешь один с нами совладаешь? – спросил молодой парень и шагнул вперёд.
– Сурхат, не лезь к нему, – остановил его мужчина, натягивающий лук и предложил мне: – Бросай меч.
– Может мне ещё своим ходом на каторгу отправиться? – поинтересовался я. – У вас тут в Сулиме, похоже, солнце сильно голову напекает, раз вы всерьёз рассчитываете, что я сдамся.